Рецензии

Арифметика любви

Есть люди счастливые, довольные, сытые, а есть блуждающие, бедолажные, с неутолимой внутренней жаждой. Они, как свободные частицы, нет-нет, да и попадают в какое-нибудь магнитное поле, потомятся немного и опять в странствие. Таковы герои американского прозаика Джона Ирвинга (реальная фамилия Уинслоу).

Роман "Семейная жизнь весом в 158 фунтов" (1972), по счету третий, открыл Ирвингу дорогу в литературу. Писателю тогда было чуть больше тридцати. Но знаменитостью он стал, только спустя четыре года, об Ирвинге заговорили всерьез после выхода очередного сочинения "Мир глазами Гарпа" (кстати, его экранизация принесла автору первый "Оскар", второй достался за киносценарий к другому произведению "Правила Дома сидра"). "Мир глазами Гарпа" так же был отмечен Национальной книжной премией. Сам же Джон Ирвинг здравствует по сей день.

В центре "Семейной жизни...", естественно, две семьи. Писатель-историк, его жена Утчка, их сыновья, супруги Эдит и Северин Уинтер с двумя дочерьми. Повествование от первого лица. Понятно, почему Ирвинг вложил рассказ именно в уста писателя. Кто же лучше него сумеет проанализировать и передать в красках эту путаную историю? В конце концов, наблюдать, раскладывать по полочкам, делать выводы - его хлеб.

Итак, четверо взрослых, вполне, счастливых людей встретились. Дружба, симпатия. Посидели, подумали и решили спать друг с другом по очереди. Ирвинг, конечно, обосновывает, мол, обе пары женаты давно, притерлись, поистрепали романтические чувства, утратили ощущение новизны. Но как бы там ни было, всем захотелось качественно нового.

Автор распределяет своих героев по весу. "Раньше было - 123, 130, 137, 147, 157 и так далее, а теперь стало 118, 126, 134, 142, 150, 158", - говорит один из персонажей о весовых категориях борцов. Трудно сказать, зачем Ирвингу потребовалась эта арифметическая метафора. Тут, как ни считай, а 158 фунтов только у Северина, который когда-то выступал на ринге, но призовых мест не получал. У остальных персонажей критерии различные. Иными словами, Ирвинг, пытаясь создать символ, скатился до банальности и малопонятной нумерологии. Отсюда, и неуклюжее название самого романа.

Но все же книга не так проста, как видится. Ирвинг дает исторический срез Второй мировой войны (время детства Утч и Северина). Конечно для автора, человека иной культуры, иной цивилизации, события 1941-1945 годов не столь трагичны, как, скажем, для нас или европейцев. Поэтому Ирвинг позволяет себе насмешничать, например, в сцене в детском приюте: "Другая бабуля в это время пыталась избавиться от пятерых или шестерых детей. Служитель приюта держал одного, другой вязал двоих, но все равно двое или трое все время висели на бабке".

В романе много откровенных моментов. Эротика и взаимное притяжение так и витают в воздухе. Утч и ее муж постепенно привязываются к своим новым друзьям, оба влюбляются и совсем не замечают, как, увлекаясь, заходят слишком далеко.

Ирвинг тонкий психолог, он играет со своими персонажами, заманивает их в двусмысленные ситуации, а потом наблюдает, как те выкарабкиваются. Так сочинитель исторических книг, после неожиданного разрыва с женой бродит по дому в ее комбинации, демонстрируя подобным образом печаль и боль утраты.

Книга читается легко, возможно, потому что не обременена большим подтекстом. Весь психологизм лежит на поверхности, а "скрытая" страсть голышом бродит по станицам. Читать между строк ничего не нужно.

Конечно, можно долго рассуждать о том, что же все-таки толкнуло взрослых людей на подобный шаг. Утч и ее муж хотели разнообразить свою личную жизнь. А что же другая пара? Там все сложней. Для Северина и Эдит измена давно стала подпиткой их любовной страсти. Только мучая других, ревнуя друг друга, они продолжают жить вместе. Эгоизм, равнодушие и тяга к непрерывному наслаждению толкает их к новым и новым поискам. Собственные дети им мало интересны, на чувства окружающих наплевать.

Думается, все дело во времени, Джон Ирвинг, еще тогда, в 1972 уловил его колебания. Наверное, поэтому роман до сих пор современен и по-своему интересен. Персонажи получились объемные, характеры сильные, самобытные.

От романа тянет бездуховностью. Разоренная изнутри семья вряд ли когда-нибудь станет полноценной. Развращенные, испорченные ненужной свободой люди уж не смогут быть нормальными. Общество, где фривольное поведение норма, не будет следовать законам морали. И как бы не старался герой романа Джона Ирвинга, вряд ли что-то получится: "Мы, пишущие исторические романы, знаем, что на все требуется время. А Вена имеет великолепную историю подписания всяческих мирных договоров. Перемирия, заключенные здесь, всегда прочны и нерушимы". Но все напрасно, Рубикон перейден, устои разрушены, жизнь дала трещину.

"Почему все так называемые хорошие люди непереносимо скучны, а люди, по-настоящему хорошие и интересные, умудряются в конце концов испортить жизнь и себе, и всем ближним". Герой Хемингуэя, подумавший так, попал в самую точку. А Джон Ирвинг, наверняка читавший "Острова в океане", взял эти слова на заметку и написал книгу о людях, по-своему замечательных, но принесших друг другу немало горя.

Ирвинг позаимствовал у Хемингуэя не только идею, послужившую основой для его творения. Некоторые черты характеров героев кажутся просто срисованными с персонажей романов знаменитого предшественника автора "Семейной жизни...". Разумеется, ни о каком плагиате не может быть и речи. Ирвинг поступил, как и подобает писателю: он развил ходы и приемы, намеченные великим мастером.

Тем, кого интересует, как именно это произошло, рекомендую после "Семейной жизни..." перечесть "Фиесту" Хемингуэя — тогда многое встанет на свои места. Эти два романа разделяет почти полвека, и сегодня хотелось бы обратить внимание на приметы того времени, когда создавалась "Семейная жизнь...".

К 1974 году сексуальная революция на Западе окончательно победила. Многие запреты попросту перестали существовать. Поэтому любовный четырехугольник, описанный Ирвингом, никого не мог шокировать. На этом четырехугольнике и держится хрупкая конструкция романа, и когда четырехугольник ломается, роман исчерпывает себя — он заканчивается.

Что остается в итоге? Тяжелейшие психологические травмы, о которых Ирвинг не пишет напрямую, показывая только верхушку айсберга (еще один урок, усвоенный не без помощи Хемингуэя). За все надо платить. Рано или поздно иллюзия счастья должна кануть в небытие, даже несмотря на то, что герои упорно не хотят этого понимать.

Вот почему эротизм Ирвинга скорее пугает, чем притягивает. Думается, что писатель хотел предостеречь свое поколение, опьяненное плодами вседозволенности.

Но роман не исчерпывается темой секса. Герой, от чьего лица ведется повествование, по профессии писатель-историк. Ирвинг тоже историк, но на свой лад. Всех своих персонажей он снабжает интереснейшими биографиями, и картины послевоенной Европы, показанные Ирвингом, впечатляют гораздо больше, чем его же описания Америки середины 70-х.

А поскольку основное действие романа происходит все-таки в Америке, нельзя не отметить, что у автора есть своя точка зрения и на пресловутую американскую мечту. Для него эта мечта заключается не в деньгах, а в простом семейном счастье, которое возможно (на первый взгляд), даже если обе стороны имеют любовников.

Но автор рушит этот миф и лишает героев мечты. А что касается писателя-историка, который и рассказывает нам о своих злоключениях на любовном фронте, то ему, похоже, только и остается, что вспомнить еще одну фразу Хемингуэя: "Женщину теряешь так же, как свой батальон: из-за ошибки в расчетах, приказа, который невыполним, и немыслимо тяжких условий. И еще из-за своего скотства".