Не так давно Россию посетил известный (и отчего-то особенно любимый у нас) французский писатель-фантаст, изобретатель странных миров и автор множества романов, среди коих трилогия "Муравьи", дилогия "Танатанавты", трехтомник "Мы боги" и многое, многое другое, Бернар Вербер (р. 1961). За время своего визита Вербер раздал автографы поклонникам и осуществил пару пеших прогулок по Москве, а также дал несколько интервью.

Не так давно Россию посетил известный (и отчего-то особенно любимый у нас) французский писатель-фантаст, изобретатель странных миров и автор множества романов, среди коих трилогия "Муравьи", дилогия "Танатанавты", трехтомник "Мы боги" и многое, многое другое, Бернар Вербер (р. 1961). За время своего визита Вербер раздал автографы поклонникам и осуществил пару пеших прогулок по Москве, а также дал несколько интервью.

– Ответьте как человек, создавший множество миров, трудно быть Богом? Что входит в его обязанности?

– Я всего лишь бог в своих книгах, но не за их пределами. И самое для меня сложное – это создавать взаимозависимые миры. Может быть, у нашего Бога тоже были бы такие же проблемы, конструируй Он что-либо подобное. Что я имею в виду? Миры, в которых все события нацелены и движутся в определенном направлении. Когда я пишу роман, я хорошо прописываю персонажей, продумываю декорации, и все участники моего действия существуют только внутри определенной системы. Именно поэтому герои в итоге приходят к какому-то удивительному для себя концу. Моя же задача как человека, созидающего мир книги, ни в коем случае не допустить оплошности. Ошибка возникает тогда, когда персонаж слишком прост или делает вещи, несоответствующие его характеру. Или декорация плохо соотносится по своему содержанию с задуманной интригой. Это и есть проблема создания мира, которую я должен решить. На самом деле сегодня существует несколько настоящих создателей миров, ведь большинство писателей считает, что книга – это писать фразу за фразой, они не понимают, что задача писателя в том, чтобы наблюдать за развитием мира.

– Я читала, что изначально Вы пытались прорисовывать геометрические схемы своих романов. Сейчас что-то изменилось в архитектуре Ваших литературных трудов?

– Вначале да, мне нужно было рисовать то, о чем будет роман. Сейчас работа ведется где-то в области инстинктов. И рисунок автоматически проявляется в моей голове.

– А когда Вам пришла мысль о том, что можно смоделировать даже рай?

– Именно тогда, когда я начал задавать себе вопросы, касающиеся того, что может случиться со мной после моей смерти. И особенно после того, как я прочел тибетскую и египетскую Книги мертвых, где как раз речь шла о горнем мире.

– Вы ассоциируете себя с кем-нибудь из своих персонажей? Есть ли у Вас персонаж-резонер? Тут я имею в виду не автобиографичность, а, скорее, близость по убеждениям.

– Да, такие персонажи существуют. Некоторых я специально наделил автобиографическими чертами. Например, Жака, Михаэля, Исидора Каценберга. Я по чуть-чуть добавляю себя в разных героев. И, конечно, среди них есть те, кто мне ближе других. Однако больше всего меня забавляет создание героев, противоположных тому, что я есть на самом деле.

– Правда, что Ваш любимый писатель Жюль Верн?

– Да это любимый писатель моего детства и юности. Я был очень им увлечен. К тому же он принадлежит к традиции хорошей французской научной фантастики.

– С чем Вы связываете тот факт, что сегодня интерес к научной фантастике не так высок, как к фэнтези?

– Это, скорее всего, благодаря Толкину и его «Властелину колец», а также «Звездным войнам», которые продвинули вперед жанр фэнтези. Кстати, успех зависит в большей мере от кино, которое зрелищнее и богаче автобиографических книг.

– А какое будущее ожидает «фантастический» жанр?

– Не знаю. Но мне кажется, что количество его читателей возрастет, они будут все больше и больше интересоваться, скажем так, умной, насыщенной, яркой фантастикой. Хотя, на мой взгляд, жанров вообще не существует. Есть только хорошие или плохие книги. И подобное касается не только фантастики. Ведь есть же прекрасная и бездарная классическая литература.

– Расскажите о пьесе "Наши друзья человеки", которая была поставлена. Вы принимали участие в работе над ней?

– Нулевое участие я там принимал, честно говоря. Только написал текст, и потом целый год не приезжал в Россию, то есть для меня то, что вышло на подмостки, стало премьерой в полной мере.

– В русской прессе цитируют Ваши слова о том, что читатель во время чтения должен отдыхать. Но ведь если читатель будет все время веселиться и расслабляться, то литература приобретет прикладной характер и утратит ту серьезную роль, которую она все еще играет. Что Вы думаете по этому поводу?

– Нет, наоборот. Вспомните ваши школьные годы. Наверное, те учителя, которые вам что-то хорошее преподавали, скорее всего, делали это в приятной (игровой) форме. И им удалось вас чему-то научить. А те преподаватели, которые жестко требовали зубрить назубок, были менее удачливы. Это потому, что именно удовольствие помогает передавать знание. Хотя существуют мазохисты, любящие страдать. И книги для них до сих пор печатаются, во Франции их называют лауреатами премии братьев Гонкур. Каждый год жюри дает приз самой скучной книге.

– Как интересно! И как же выглядит литературная ситуация во Франции, по мнению Бернара Вербера?

– Катастрофически!

– Почему?!

– Сегодня во Франции существует только автобиографическая литература, говорящая сама о себе. Все литературные премии организованы очень пожилыми людьми, любящими книги с длиннющими фразами, которые в принципе никто не понимает. И премии эти – подделки. Чтобы это доказать, я сказал, будто готов поменять издателя, если получу какую-нибудь премию, только пусть мое условие будет прописано в договоре. Естественно, все согласились. На что я ответил: "Да, так я и думал, система полностью прогнила" и, конечно, остался в своем издательстве.